Читать интересную книгу Сборник произведений. 2015 год - Литклуб Трудовая

Кириллова (Волошина) Ирина Анатольевна

Л. С. Волошина, И. А. Волошина (Кириллова), А. Н. Волошин. 1994 год

Мне мама рассказала мне о войне

…Именно в этот момент я стала взрослой, поняв, что такое война…

(Л. С. Волошина)

Меня всегда поражала подробнейшая память пожилых ветеранов о военных событиях их жизни. Она сохранила у них не только названия частей, имена друзей, погибших и живых, географические названия отдельных малых городов, посёлков и населённых пунктов. С годами стирается какая —то другая память: студенческих лет, рабочих будней, повседневных мелких забот и событий, а подробности детства военного времени живы всегда, до мельчайших подробностей.

Итак, рассказ моей мамы:

Война шла уже по нашей стране, и, что она несла народу, своим детским умом мы понимали (мне в ту пору было 12 лет), и всё – таки она была где —то, а не на нашей улице небольшого шахтёрского городка Пролетарска.

Радио не было ни у кого, и, чтобы узнать новости, мы, детвора, бегали в центр города, где был репродуктор. Всем думалось, что войне скоро конец.

Но когда в городе началась эвакуация стекольного завода, начали взрывать шахты, даже мы, дети, понимали, что немцы уже близко,

Но страха не было – по детски казалось, что всё это ещё игра. Страх пришёл, когда началась бомбёжка накануне вторжения немцев. Одна из бомб упала на огород наших соседей, но не взорвалась. Мы бегали смотреть на огромную дыру в земле, а ведь рвануть она могла в любой момент (бомба так и осталась в земле, её извлекли только после окончания войны).

Ещё одна бомба была сброшена на рыночную площадь и то, что я увидела там, заставило меня «окаменеть» и потерять дар речи. Взрывом разнесло рынок, магазин, везде были трупы детей и взрослых. Но самым страшным было увидеть убитого старичка – нищего, которого все знали и всегда подавали ему милостыню. А я, когда шла на рынок, просила у мамы 3 копеечки и давала ему монетки, а если у него в коробке лежали какие – то деньги, покупала ему булочку.

Мама не могла успокоить меня. Я плакала 2 дня.

В городе началась эвакуация, но люди не уезжали, думая, что война не надолго, и бросать дом и всё нажитое казалось бессмыслимым. Немцы были уже в 30 километрах от нас.

Первые немцы у нас появились летом 1942 года. Огромная автоколонна грузовиков, мотоциклистов с пьяными солдатами, которые орали какие – то песни, играли на губных гармошках. В каждый двор был поставлен грузовик, а солдаты начали хозяйничать.

Никого не убили, но забрали всю живность – свиней, коров, кур, выкопали все огороды, вырубили все сады для маскировки машин.

У нас во дворе поставили грузовик, водителем которого был пожилой немец. Увидел меня и спросил:

– Я Ганс, а ты?

– Я Люся, – ответила я

– О. Люция, гут!

И угостил меня конфетой.

Опять же, стало казаться- ну, ничего страшного. Но на третий день пребывания немцев по городу разнеслась весть, что в городе, в центре, кого – то повесили.

Ничего не сказав родителям, мы впятером помчались к клубу, и вот тогда родился настоящий страх. Повешенным был наш старенький учитель математики Степан Абрамович. Его уроки были у нас уроками « демократической дисциплины», отметок «плохо» он не ставил, а под смешные рассказы умел нам дать новый урок, например, с десятичными дробями.

В шоке вернулись домой, и не могли толком рассказать родителям, что произошло. Позже узнали, что он не пустил в дом немецкого офицера – за это его и повесили. Мне кажется, что именно в этот момент я стала взрослой, поняв, что такое война и фашизм на самом деле.

После отъезда колонны, немцев в городе несколько дней не было, но появились полицаи, затем в городе был поселен отряд карателей. Это были отборные, одного роста, в серых костюмах, со свастикой на груди, головных уборах и на рукавах. Когда они шли по улицам, то расстреливали всех, кто попался на их пути, даже собак.

Никто не выходил из домов, многие прятались в подвалах.

Затем началась расправа над евреями. «Чёрный ворон» вывозил их семьями в «Пурной яр» за городом. На моих глазах увезли всю семью главврача больницы. Всех затолкали в машины. После мы узнали, что это были душегубки с газом, а в яр сваливали уже трупы.

Когда Донбасс был уже освобождён, мы ходили смотреть, как закапывали этот яр. Горы голых и одетых трупов, много детских. Ужас.

К зиме в городе появились первые немцы с семьями. Начиналась жизнь в полуторагодовалой оккупации. Город был объявлен закрытой зоной фронта немцев. Поэтому нас всех жителей выгнали из наших домов в село Михайловка, где местные жители приютили нас как могли.

В доме, где нам достался угол, разместилось ещё 8 семей. На полу, на сене, без еды и одежды.

До сих пор не знаю, как моей маме с тремя детьми удалось всё это пережить. У хозяйки была корова, и временами и нам доставался один – другой стакан молока. Есть хотелось всё время.

Всё это настолько врезалось в память, что вспоминаешь всё до мельчайших подробностей. Помню уличного сорванца Кольку, по кличке Салчем, укравший у немцев две банки тушёнки, которую мы никогда в жизни не видели. Гордились тем, что у нас такой отчаянный друг, не понимая, что он мог заплатить жизнью за это озорство…

Но тогда нам было здорово. Угощали ВСЕХ!

…

Помню и наше возвращение домой, где всё было разорено, и те чувства, которые грели душу, когда узнали, что немцев всё-таки БЬЮТ!

Это была победа наших войск под Москвой.

Курильчик Виталий Куприянович

В. К. Курильчик

Когда умер Сталин, вся страна рыдала

Вся!

Я видел, как Москва хлынула к Колонному залу. Все улицы были перекрыты грузовиками, потому что люди толпами шли туда попрощаться. А сколько поездов ехало в Москву битком набитых! А сколько народу на Трубной погибло в этот день! Как раз ударил мороз, и организаторы не рассчитали, что будет скользко-а идти под горку…

Рассказ очевидца Курильчик Виталия Куприяновича (военный городок Трудовая, Дмитровский район, Московская область).

………..

В декабре 1952 года я был призван в Советскую Армию в войсковую часть – «учебку» в районе Красного Строителя (тогда – Московская область). Это был зенитный полк ПВО, вооружённый 100-м комплексом (зенитные орудия с системой радиоакустической наводки).

Из нас готовили офицеров запаса, служить надо было два года, после чего присваивали звание младшего лейтенанта запаса. Нас называли курсантами, жили мы в одноэтажной казарме. Кровати были в два яруса. Основная часть курсантов жила в землянках.

В начале марта 1953 года ежедневно передавали по радио медицинский бюллетень о состоянии здоровья Иосифа Виссарионовича Сталина. Скажу откровенно, к Сталину я в душе (наяву было смерти подобно) относился критично. 5 марта нас, как обычно, вывели на утреннюю пробежку и гимнастику. В это время по громкоговорителю радио начали передавать сообщение о кончине Сталина.

Физическая зарядка была сорвана, и все стали активно обсуждать случившееся. Потом было построение части, где командир части подполковник Егоров со слезами на глазах произнёс траурную речь. 5 и 6 марта обстановка была непонятная – в ожидании чего-то необычного. 7 марта утром нас посадили на новые МАЗы, крытые брезентом, и повезли в Москву для участия в оцеплении.

Москву я не знал совсем. В оцеплении мы стояли у Никитских ворот, на Трубной площади и на Манежной площади. В Выставочном зале нас кормили обедом (в то время там было пожарное депо).

Народ стремился всеми правдами и неправдами прорваться в Колонный зал, где было прощание и стоял гроб с телом И.В.Сталина.

Давка была НЕИМОВЕРНАЯ. Лично меня и моих сослуживцев прижали к стеклянной витрине магазина, витрина не выдержала, и стекло посыпалось на нас. С большим трудом мы сдерживали давление толпы.

Особенно было трудно 8 марта вечером, когда по радио объявили, что доступ к телу Сталина прекратится в 23—00.

Сдерживать порыв народа нам начала помогать конная милиция, и мы на короткое время стабилизировали ситуацию. Вдруг кто-то из толпы начал конных милиционеров стаскивать за ноги с лошадей. Неожиданно этот пример оказался заразительным, и несколько лошадей остались без всадников. Лошади начали в панике метаться в толпе, калеча людей…

Конная милиция быстро оставила «поле брани», и солдаты и курсанты остались наедине с неиствующей толпой.

(После похорон Сталина среди нас, солдат и курсантов, обсуждалась втихую тема количества жертв давки при прощании со Сталиным, лично же я видел множество брошенных галош и ботинок на месте бывшей бушующей толпы).

Люди преодолевали оцепление по крышам зданий. В общем, это был БОЛЬШОЙ КОШМАР, и его до сих пор не показывают по телевидению, хотя я лично видел, как всё это снимали кинооператоры.